Самые яркие события в истории московского стадиона «Динамо. Чаши, наполненные азартом и тайнами

История катастрофических провалов военной разведки Хьюз-Уилсон Джон

6. БЕСТОЛКОВАЯ ОПЕРАЦИЯ. Дьепп (1942)

6. БЕСТОЛКОВАЯ ОПЕРАЦИЯ. Дьепп (1942)

19 августа 1942 года силы 2-й канадской дивизии, базировавшейся в Суссексе, Англия, десантировались в Дьеппе, небольшом портовом городе на северном побережье Франции. Высадка была произведена сразу после восхода солнца с участием 30 новых тяжелых танков поддержки пехоты «Черчилль». Пять часов спустя разгромленные участники рейда отступили, понеся тяжелейшие потери: из 5000 человек, входивших в состав десанта, 2700 были убиты, ранены или взяты в плен. Поскольку на берег высадились только 4000 бойцов, это означало потери в 60%, что превышает самый печальный на тот момент «рекорд», достигнутый в первый день битвы на Сомме в 1916 году. Немцы были изумлены глупостью и безрассудством своих противников. Один немецкий комментатор писал: «Эта авантюра противоречила всем правилам военной стратегии и логики». Дьеппская операция обросла многочисленными мифами и тайнами.

Для ряда канадских националистов Дьепп стал одним из ключевых мифов, согласно которому бравые канадские солдаты были посланы на верную смерть жестокосердыми и некомпетентными британскими генералами. В глазах британской общественности это был жертвенный политический жест с целью убедить Сталина в том, что Британская империя действительно пытается снять часть нагрузки с СССР путем открытия второго фронта; сторонники теории заговоров расценивают Дьепп ни больше ни меньше как коварный британский заговор, целью которого было доказать американским стратегам в Вашингтоне, в 1942 году еще ничего не смыслившим в европейских войнах и требовавшим решительных действий против нацистов, что любое преждевременное наступление через Ла-Манш неизбежно закончится кровавым поражением.

Каждое из этих толкований содержит долю правды - но ни одно не является исчерпывающим. Ибо в одном очень важном отношении Дьепп уникален: это была единственная крупная наступательная операция, предпринятая имперскими вооруженными силами без официальной санкции Объединенного комитета начальников штабов. Это было единственным крупным оперативным решением союзников за всю Вторую мировую войну, не оформленным документально. Именно в этом кроется тайна, породившая все мифы о Дьеппе.

Тщательный анализ свидетельств дает все основания предполагать, что Дьеппская операция носила неофициальный характер и была проведена без согласования с соответствующими инстанциями. Штурм Дьеппа был предпринят без привлечения надлежащих ресурсов, при отсутствии разведывательных данных о многих ключевых аспектах немецкой обороны, и, наконец, он не имел полной поддержки командования британских войск, которое часто держали в неведении или просто игнорировали. Хуже того, разработчики операции принципиально не стали предупреждать официальные разведывательные органы о готовящемся десанте и не затребовали у них необходимую разведывательную информацию. В результате разведка оказалась самым слабым местом операции.

Может показаться странным, что некий военачальник рискнул без официального приказа штурмовать оккупированную вермахтом «крепость Европу», но странными были и личность, и амбиции, и послужной список человека, ответственного за Дьеппскую операцию, - лорда Маунтбеттена. В конце 1941 года капитан лорд Маунт-беттен был переведен с должности командира корабля Королевского флота и назначен руководителем объединенных операций, подчиненным фельдмаршалу сэру Алану Бруку, начальнику Генерального штаба. К марту 1942 года Маунтбеттен был повышен разом на три звания, став самым молодым вице-адмиралом в истории британского военного флота.

У Маунтбеттена было три главных предмета для гордости. Он показал себя отважным капитаном эсминцев - его последние три корабля были выведены из строя при обстоятельствах, которые, по мнению его многочисленных критиков, свидетельствовали лишь о его безрассудстве и неопытности. Во-вторых, он был специалистом по части саморекламы, подавая себя как молодого и дерзкого героя, способного дать отпор немцам и скрасить британцам горечь поражений. Наконец, у Маунтбеттена были огромные связи. Кузен короля, доверенное лицо премьер-министра, личный друг Ноэла Кауарда, способный легко заручиться поддержкой как друзей из Голливуда, так и представителей британского истеблишмента, Маунтбеттен был светлым пятном в мрачной военной панораме британской жизни начала 1942 года. Среди политиков-консерваторов даже велись разговоры (почти наверняка инициированные самим Маунтбеттеном), что его следовало бы наделить полномочиями, которые бы возвысили его над другими офицерами Генерального штаба.

За тщательно культивируемой легендой о Маунтбет-тене скрывались беспринципность и честолюбие, часто сопровождающие великих людей и их успех. Он не брезговал обманом во время флотских учений, чтобы выделиться среди других офицеров, и сознательно утаивал или фальсифицировал военные документы после войны, когда чувствовал, что его тщательно культивируемый исторический образ находится в опасности. Даже его официальный биограф счел нужным упомянуть, что Ма-унтбеттен был склонен «переписывать историю с высокомерным безразличием к фактам».

Тщеславие Маунтбеттена не знало границ. В разгар военных действий его можно было видеть позирующим перед камерой на съемочной площадке фильма «Там, где мы служим» - агиографической агитке, снятой на основе его личного опыта, где удалого капитана эсминца играл его близкий друг Ноэл Кауард. Вот что в этой связи писал Маунтбеттен Кауарду после Дьеппского рейда: «Твое письмо застало меня в мой самый занятый день... но поскольку дело... не терпит отлагательств, я сперва решу его, а потом уже займусь своими служебными обязанностями». Нормальный командир на его месте посетил бы раненых и умирающих и выслушал доклады оставшихся в живых.

Сам Бивербрук, зная, что Маунтбеттен не терпит никаких нападок на свою репутацию, тщательно создаваемую им самим, предупреждал во время войны: «Не доверяйте Маунтбеттену никаких ответственных должностей». Несмотря на предостережение Бивербрука, молодой, беспринципный, тщеславный и честолюбивый аристократ получил место в высшем военном совете страны, а также ресурсы и власть для нападения на оккупированное немцами побережье Европы. Характер Маунтбеттена в сочетании с новоприобретенной властью и амбициями привел к трагическим последствиям.

У Дьеппского рейда 1942 года был исторический предшественник: рейд на Зебрюгге в День святого Георгия в 1918 году. Под началом адмирала Роджера Киза из Дуврского патруля диверсионная группа, состоявшая из боевых кораблей, морских пехотинцев и солдат, штурмовала ангары с немецкими подводными лодками на бельгийском побережье в отчаянной попытке предотвратить выход в море лодок кайзеровского флота. Рейд был отчасти успешным и, несмотря на тяжелые потери, поднял боевой дух британцев, пошатнувшийся в результате последнего наземного наступления немцев в Первой мировой войне. Рейд на Зебрюгге преподносили как пример блестящей войсковой операции, нанесшей серьезный ущерб противнику ценой малой крови, - именно такая разновидность непрямого нападения в течение многих лет была излюбленным приемом британских стратегов.

В 1940 году Киз вновь объявился на арене военных действий, на этот раз в качестве начальника Штаба объединенных операций, имея задачу атаковать победоносных немцев на берегах Европы и повторить свой успех 1918 года. Трудно сказать, что именно подтолкнуло британцев к нападению на защищенные позиции на европейском побережье, - немцы никогда не испытывали потребности предпринять подобную военную авантюру на побережье Британии. Как бы то ни было, в 1940 году новый премьер-министр Черчилль решил, что, несмотря на вытеснение британских войск с континента, необходимо продолжать наступательную стратегию - не только с целью нанесения урона немцам, но и для ободрения страдающего населения оккупированной Европы, у которого в 1941 году не было другой надежды на освобождение. Кроме авиационных бомбардировок, наступление было единственным шансом.

Штаб объединенных операций был необычной структурой. Это был экспериментальный штаб по координации и планированию боевых операций, созданный с целью объединения ресурсов трех видов вооруженных сил. Когда в 1941 году Маунтбеттен по прямому распоряжению Уинстона Черчилля сменил Киза, его задача, по словам самого Маунтбеттена, состояла в том, чтобы «продолжать проведение рейдов, столь блистательно начатых Низом, для поддержания наступательного духа... Во-вторых, готовиться к вторжению в Европу, без чего мы никогда не победим в этой войне». Кроме того, по словам Маунтбеттена, Черчилль сказал: «Я хочу, чтобы вы превратили южное побережье Англии из оборонительного бастиона в трамплин для нападения».

Это был головокружительный взлет для недавнего 41-летнего капитана коробля, вершиной мечтаний которого было командование одним из новых авианосцев Королевского флота. Но Черчилль в своем выборе и назначении на высокую должность безрассудного Маунтбеттена руководствовался прежде всего политическими соображениями: премьер-министр хотел продемонстрировать американцам, только что вступившим в войну и скептически относившимся к боевому потенциалу своего союзника, наступательный дух британских войск. После поражений в Норвегии, во Франции, под Дюнкерком, в Греции, на Крите, в Малайе и Сингапуре, после побед Роммеля в Северной Африке с кульминацией в виде сдачи Тобрука в июне 1942 года американцы имели все основания невысоко расценивать боеспособность британской армии. Даже Черчилль не мог понять, почему капитуляция следует за капитуляцией, часто с горечью повторяя: «Почему наши солдаты не хотят сражаться?»

Черчилль сделал удачный выбор. Отдавая себе отчет в обаянии Маунтбеттена, его привлекательной внешности, помня впечатление отчаянного рубаки, произведенное им на Рузвельтов, особенно на миссис Элеонору Рузвельт, хитроумный премьер понимал, что если кто и может убедить высокопоставленных американских политиков в крепости боевого духа британцев, то это Маунтбеттен. Во время визитов в Вашингтон новый командующий объединенными операциями завоевал сердца всех американцев, с которыми он встречался, включая живое олицетворение республиканской военной доблести и самого великого солдата Америки генерала Джорджа У. Маршалла, ставшего его личным другом. Молодой герой проделал огромную работу в области дипломатического «пиара», на этот раз используя свои блестящие способности не только ради своей пользы, но и в интересах соотечественников. Черчилль справедливо гордился своим протеже. Сам Маунтбеттен, похоже, прекрасно знал об истинных намерениях Черчилля, похваляясь перед одним из друзей: «Уинстон сказал мне, чего он хочет, и теперь я должен воплотить его планы в жизнь». С такой мощной поддержкой даже самому скромному человеку было бы трудно не приобрести манию величия, а Маунтбеттен никогда не страдал излишней скромностью. По словам канадского историка, специалиста по Дьеппу профессора Брайана Лоринга Виллы, «если у Маунтбеттена вскружилась голова, то виноват в этом был больше всех Черчилль». При желании можно даже рассматривать Маунтбеттена как жертву неразборчивого в средствах Черчилля, игравшего на слабостях молодого адмирала в собственных целях.

После ухода Киза Маунтбеттен, не теряя времени, стал наводить свои порядки в Штабе объединенных операций и заодно пожинать плоды успехов своего предшественника. Штаб купался в лучах славы благодаря успешным рейдам на норвежские острова Вогсёй и первому боевому отличию Парашютного полка - дерзкому похищению радарной установки немцев из города Брюневаль на севере Франции. Даже рейд на Сен-Назер 27 марта 1942 года, несмотря на потери, считался успешным (пять награжденных Крестом Виктории), так как в его ходе был уничтожен огромный сухой док (единственный, способный обслуживать немецкие военные корабли в Атлантике), что решило одну из больших стратегических проблем британцев. Все эти операции были разработаны штабом еще в ту пору, когда им руководил Киз.

Новые планы Штаба объединенных операций под началом Маунтбеттена на 1942 год включали в себя обширный перечень нападений - от временного захвата Олдерни, одного из Нормандских островов в проливе Ла-Манш, до безрассудного налета на штаб-квартиру гестапо в Париже. Коронным номером должен был стать рейд на Дьепп в июне под кодовым названием «Лоция» (Rutter). Цели Дьеппской операции, несмотря на позднейшие утверждения, будто это была неудачная попытка масштабного вторжения в Европу или какой-то обманный маневр с целью дезориентации немцев и поддержки бойцов французского Сопротивления, на самом деле были следующими: проверить, возможно ли захватить и удерживать крупный порт в течение ограниченного периода времени; получить разведданные от пленных, а также захватить документы и оборудование; оценить реакцию немцев на крупную «ложную» атаку на французское побережье.

В дополнение к этим чисто военным целям было поставлено три других, менее четко очерченных. Первая: штаб ВВС хотел вовлечь люфтваффе на Западе в масштабную битву в воздухе и нанести серьезный урон немецким военно-воздушным силам, базировавшимся во Франции; вторая, чисто политическая цель: продемонстрировать СССР, что Британия полна решимости взять немцев за горло; третья, самая туманная из всех: желание канадского правительства принять более активное участие в войне.

Первая из них впоследствии сыграла на руку Маунт-бетгену. Хотя Королевский военно-морской флот и армия остерегались предоставлять слишком много сил для операции «Лоция», начальник штаба ВВС маршал Портал был крайне заинтересован в демонстрации мощи стремительно выросшего в 1942 году парка истребителей и вовлечении немецких ВВС в боевые действия в надежде нанести немцам сокрушительное поражение. Действия по уничтожению наземных целей в порту, расположенном на близком расстоянии от аэродромов южной Англии, должны были «вызвать ответную реакцию люфтваффе». В результате британские ВВС стали убежденными приверженцами плана, тогда как два других вида вооруженных сил отнеслись к нему довольно прохладно.

Политические затруднения Черчилля весной и летом 1942 года во многом были связаны с его поддержкой операции «Лоция» в частности и деятельности Штаба объединенных операций в целом. Любая победа Британии на Западе была бы важным козырем в сложной политической игре между союзниками. Необходимость в решительных действиях стала еще более очевидной после речи Сталина в феврале 1942 года, в которой тот обронил косвенный намек на возможность заключения сепаратного мира с Гитлером. С точки зрения не на шутку встревоженного британского МИДа, эта речь могла являться либо первым шагом к заключению перемирия, либо попыткой переложить значительную часть бремени войны на плечи британцев, чтобы облегчить бремя русских. В любом случае необходимо было убедить СССР, что Великобритания полна решимости сражаться. Масштабные наступательные действия на Западе подтвердили бы эту решимость независимо от их результата.

Лето началось под знаком досадных поражений в пустыне и недовольства британцев действиями своего премьера. Черчилль все больше погружался в депрессию и отчаянно нуждался в успехе - любом успехе. С падением Тобрука 21 июня 1942 года политический вулкан в Вестминстере и Уайтхолле выбросил на поверхность лаву недовольства руководством Черчилля в военное время: премьер-министр и его правительство были подвергнуты яростной критике в политических кругах и прессе. В палате общин прошло голосование по вотуму недоверия, и хотя его итог (явно срежиссированный) был в пользу Черчилля (475 голосов против 25), премьер пережил сильнейшее потрясение. Позже он признался, что «единственное, чего он всегда боялся, - это палата общин в разгар дебатов».

Чтобы выжить как политик, Черчилль нуждался в военном успехе. И он это знал. Теперь ему приходилось вести политическую борьбу не только с немцами и своими стратегическими союзниками Рузвельтом и Сталиным, но и со скептически настроенными парламентом и Уайтхоллом. Осторожные и прагматичные начальники штабов считали большинство его военных авантюр преждевременными, довольствуясь постепенным наращиванием военной мощи Великобритании. Черчилль-политик, прекрасно понимавший, что в условиях демократии следует ублажать толпу, нуждался в каком-нибудь сиюминутном успехе. Только бомбардировочная авиация под началом задиристого Харриса и Штаб объединенных операций во главе с отчаянным лордом Луисом Маунтбеттеном разделяли его ценности и были готовы помериться силой с врагом летом 1942 года.

Третья цель операции «Лоция» была наименее практичной из всех. Она состояла в стремлении канадских экспедиционных сил после двух с половиной лет бездействия принять участие в боях. С самого начала войны премьер-министр Канады Макензи Кинг публично выступал с решительной поддержкой вступления Канады в войну, но не спешил отправлять ее войска на фронт. С учетом агрессивности и традиционно высокого боевого духа канадцев такая политика неизбежно была обречена на провал. Несмотря на то что тысячи канадцев записались добровольцами, Макензи Кинг понимал, что призыв в армию для службы за океаном приведет к политическим проблемам, особенно во франкоязычной части Канады, и сделал все, чтобы участие Канады в боевых действиях на передовой было сведено к минимуму.

Среди политиков в Оттаве усиливались разногласия. Создав большую, отлично обученную и оснащенную армию и отправив ее в английское графство Суссекс для подготовки к боям, канадские политики обнаружили, что их военная машина начала работать сама по себе. Командующие канадскими экспедиционными силами в Англии Макнотон, Крирар и Робертс, устав от двухлетнего бездействия, искали случая принять более активное участие в войне, хотя бы лишь затем, чтобы дать своим заскучавшим солдатам какое-нибудь занятие. Как обычно, скука проявлялась в падении дисциплины. Канадцы воровали, напивались, дрались и вступали в беспорядочные половые связи, что вполне естественно для любой большой группы здоровых молодых людей, оказавшихся вдали от дома и не знающих, чем заняться, зато окруженных множеством доступных одиноких женщин.

Канадская пропагандистская машина тщетно старалась уверить общественность, что уровень преступности в канадской армии не выше, чем в других. До августа 1942 года 3238 канадских солдат в Суссексе попали под трибунал, и сытые по горло их выходками местные жители надеялись, что боевые действия вскоре переключат внимание их излишне бойких гостей на другие вещи. Лорд Гав-Гав насмешливо вещал из Берлина: «Если вы хотите занять Берлин, дайте каждому канадскому солдату по мотоциклу и бутылке виски. Потом объявите Берлин закрытым для посещения. Канадские солдаты будут там через 48 часов, и война закончится». В 1942 году канадская армия в Великобритании была самой обученной, но меньше всех воевавшей. Канадцы и их командующие рвались в бой. Когда генерал-лейтенант Гарри Крирар, командующий 1-м канадским корпусом, был вызван в штаб-квартиру Монтгомери, начальника юго-восточного командования, 27 апреля 1942 года, его спросили, готовы ли канадские солдаты принять участие в большом рейде на французское побережье. Ответ был кратким: «Еще бы!»

13 мая 1942 года начальники штабов утвердили план операции «Лоция». Планом предусматривалось фронтальное наступление на всем протяжении побережья Дьеппа, поддержанное фланговыми ударами коммандос с целью уничтожения береговых батарей, прикрывавших подходы к порту. Была запланирована тысяча самолето-вылетов для взятия под контроль воздушного пространства и обеспечения полного превосходства в воздухе. Военный флот должен был обстреливать город из прибрежной зоны. План «Лоция» нельзя было назвать удачным. На последних стадиях планирования пришлось существенно сократить атакующие силы, так как флот отказался предоставлять линкоры и другие крупные суда для огневой поддержки, а ВВС, во избежание потерь среди французских мирных граждан, свело планы интенсивной бомбардировки береговой линии Дьеппа к ряду налетов истребительно-бомбардировочной авиации и атак с бреющего полета. 2-я канадская дивизия должна была возглавить наступление и временно захватить радарную станцию и аэродром в городе Арк в пяти километрах от берега.

5 и 6 июля канадские войска погрузились на десантные суда, но погода начала портиться, и они получили приказ оставаться на якоре. В то время как солдаты маялись морской болезнью в тесных десантных баржах, в небе над островом Уайт появились два немецких бомбардировщика, которые подвергли флотилию бомбардировке - без существенных результатов. Сильный ветер над Ла-Маншем не утихал, и 7 июля операция была отменена, а солдаты высажены на берег, наводнив пабы и улицы городов южной Англии, где они рассказывали о несостоявшемся рейде и ужасах, пережитых ими в тесных десантных баржах во время шторма. Все считали, что дьеппская операция провалилась и теперь уже никогда не состоится.

Это было похоже на правду. Ни командующий армией Монтгомери, ни командующий флотом в Портсмуте сэр Уильям Джеймс не верили в осуществимость плана. Чем дальше продвигалась разработка операции «Лоция», тем больше становились их опасения. Монтгомери, как командующему армией, не нравилась сама идея фронтального наступления силами пехоты без надлежащей бомбардировки самолетами ВВС с целью ослабления противника, а глава бомбардировочной авиации не был готов к проведению такой операции. Бернард Лоу Монтгомери участвовал в Первой мировой войне и отлично понимал, что слабо подготовленное фронтальное наступление без надлежащей огневой поддержки обречено на провал.

В свою очередь, командующий Королевским флотом в Портсмуте и адмирал, стоявший во главе морских десантных сил, хорошо помнили об участи кораблей ВМС Великобритании «Принц Уэльский» и «Рипало, потопленных полгода назад в Малайе. Они не собирались рисковать своими линкорами, позволяя им приблизиться больше чем на пять миль к оккупированному противником побережью, где они могли бы легко подвергнуться бомбардировке немецкими ВВС. Первый морской лорд адмирал сэр Дадли Паунд был полностью с ними согласен. Профессиональные военные понимали, что рейд на Дьепп плохо продуман, не обеспечен надлежащей огневой поддержкой и не скоординирован. Теперь, когда операция провалилась, они все вздохнули с облегчением.

То, что последовало за отменой операции «Лоция», положило начало тайне Дьеппа. Отмена давно лелеемого плана привлекла к его разработчикам внимание общественности. Приняв на себя огонь критики и за чрезмерно раздутую структуру Штаба объединенных операций, и за «халтурное» планирование операции «Лоция», Маунтбеттен решил действовать самостоятельно: 8 и 11 июля провел совещания главных штабов, участвовавших в планировании первоначальной операции, и обратился к ним за поддержкой в организации нового рейда. Однако получил отказ.

Во время второго совещания, 11 июля, Маунтбеттен тихо попросил нескольких своих сторонников остаться после того, как главные критики его плана (такие как контр-адмирал Бейли-Громанн, назначенный командующим силами флота в операции «Лоция») покинут помещение. Никто не знает точно, что происходило на последовавшем закрытом заседании, но после него Маунтбеттен и старший офицер его штаба, капитан ВМС Джон Хьюз-Хэллетт немедленно приступили к разработке новой операции, призванной заменить «Лоцию». Ее назовут «Юбилей», а ее целью вновь станет Дьепп.

Любая крупная операция, предполагавшая нападение на европейский континент, требовала санкции Объединенного комитета начальников штабов. В июле произошел один из самых курьезных эпизодов за всю историю Второй мировой войны: начальник Штаба объединенных операций, протеже премьер-министра и любимец средств массовой информации лорд Луис Маунтбеттен вознамерился обвести вокруг пальца Объединенный комитет начальников штабов, аппарат, координировавший действия разведывательных служб, командующих видами вооруженных сил и большинство офицеров собственного штаба. Маунтбеттен решил предпринять новую атаку на Дьепп под другим названием и без официального утверждения начальством. На склоне лет в малоизвестном интервью телевидению ВВС 1972 года он отметил: «Я принял необычное и, полагаю, весьма смелое решение - еще раз попытаться штурмовать Дьепп».

Даже капитан Хьюз-Хэллетт, наиболее приближенный к Маунтбеттену офицер и верный сторонник его плана нового нападения на Дьепп, был обеспокоен отсутствием одобрения сверху. Он подчеркивал, что ему, как старшему офицеру Штаба объединенных операций, будет необходимо ссылаться на указания какой-нибудь официальной инстанции во всех штабных документах и письменных запросах. В этой связи 17 июля начальник Штаба объединенных операций направил официальный запрос в Объединенный комитет начальников штабов на предмет принятия следующей резолюции: «Начальнику Штаба объединенных операций поручается организовать новую срочную операцию взамен „Лоции”... с использованием тех же самых войск». Начальники штабов засомневались, и резолюция не попала в протокол заседания.

Маунтбеттен испытывал все большее нетерпение. 25 и 26 июля он отправил новые запросы в комитет начальников штабов, на этот раз с просьбой о предоставлении неограниченных полномочий на проведение крупномасштабных рейдов без необходимости каждый раз указывать цели наступлений. Завидовавшие стремительному возвышению и привилегированному доступу Маунт-беттена к верхам, крайне подозрительно относившиеся к его амбициям и мотивам начальники штабов не пошли ему навстречу. 27 июля они приняли резолюцию, слегка расширявшую его полномочия при планировании, но при этом особо подчеркивавшую необходимость получения официального разрешения на организацию любой новой операции.

Маунтбеттен на большее и не рассчитывал. Он был рад появившейся у него возможности сделать хоть что-нибудь и отдал приказ капитану Хьюзу-Хэллетту и нескольким доверенным офицерам своего штаба немедленно приступить к делу. Неизвестно, что он сказал Хьюзу-Хэллетту, но почти нет сомнений, что он его обманул. Возможно, он представил дело так, что резолюция от 27 июля, расширявшая его полномочия при планировании, фактически подразумевала согласие комитета начальников штабов на разработку нового плана под названием «Юбилей». Хьюз-Хэллетт был его верным союзником и искренне верил всему, что говорил его харизматический шеф, тесно общавшийся с премьер-министрами, кинозвездами и начальниками штабов. Для старшего офицера штаба такое отношение к своему начальнику было вполне естественным.

28 июля для сведения ограниченного круга офицеров Штаба объединенных операций был издан приказ о возобновлении операции «Лоция» под руководством Объединенного комитета начальников штабов и под кодовым названием «Юбилей». 31 июля штаб диверсионных сил получил новые оперативные приказы, и все задействованные стороны в срочном порядке приступили к планированию повторной операции. 12 августа комитет начальников штабов дал свое согласие на планирование нового рейда вместо отмененной «Лоции». Дьепп как цель операции не упоминался и не обсуждался.

До конца своих дней Маунтбеттен ссылался на эти сформулированные в самых общих выражениях решения для создания впечатления, будто его второй рейд на Дьепп был официально утвержден. Однако ни в свидетельствах его коллег в комитете начальников штабов, ни в документах кабинета министров не говорится ни слова в пользу этой версии. Даже Черчилль не мог вспомнить решений, касавшихся рейда на Дьепп, когда работал над своим собственным трудом по истории войны - книгой «Петля судьбы» - в 1950 году. В конце концов, не видя другого выхода, он принял трактовку Маунтбеттена и взял ответственность на себя, однако мы знаем из его переписки, что Черчилль поступил так единственно потому, что ни он, ни кто-либо другой не смогли отыскать каких-либо правительственных документов, которые бы свидетельствовали о противоположном.

Правда в том, что специального утверждения новой атаки на Дьепп попросту не существовало, и Маунтбеттен прекрасно об этом знал. Он решил проблему с войсками, посоветовав канадским военачальникам держать подробности новой операции в тайне «в интересах безопасности». Ограниченное количество штабных офицеров приступило к планированию операции «Юбилей» в атмосфере строжайшей секретности. Но проинформированы были не все. Под предлогом «безопасности» (этой бесценной мантры военных, пытающихся скрыть неприятную правду) несколько ключевых ведомств намеренно держались в неведении. Несговорчивый адмирал флота Бейли-Громанн не был включен в число посвященных, и по просьбе Маунтбеттена его обязанности взял на себя капитан Хьюз-Хэллетт. В обход штаба Монтгомери Ма-унтбеттен тайно поддерживал связь непосредственно с высшими командирами канадской армии. Что опаснее всего, о новом плане рейда на Дьепп не были проинформированы ни начальник штаба самого Маунтбеттена, ни высокопоставленный офицер по связи с разведкой, ни его официальный заместитель генерал-майор Хейдон. В сфере коммерции это было бы равносильно тому, как если бы председатель правления британского филиала компании Ford решил производить новую модель автомобиля в Великобритании и не поставил бы об этом в известность ни штаб-квартиру компании в США, ни директора компании по продажам и маркетингу, ни ее финансового директора. Остается только гадать, каким образом Маунтбеттен собирался выкрутиться из этой ситуации. Скорее всего, он делал ставку на успех рейда, зная, что «победителей не судят».

Настоящая опасность для возобновленной операции крылась в области разведки. Хотя меры по материально-техническому обеспечению любой готовящейся военной операции невозможно долго держать в тайне, по ним далеко не всегда можно определить место проведения операции. Когда же речь идет об информационном обеспечении, тайна неизбежно всплывает наружу: Маунтбет-тену были нужны карты, планы, фотографии и другая информация о Дьеппе. Секретным замыслам Маунтбеттена угрожали две опасности: он должен был держать свой переработанный оперативный план в тайне не только от немцев, но и, по возможности, от комитета начальников штабов. Задача казалась почти неосуществимой, но Маунтбеттену были очень нужны разведданные - много разведданных - для организации успешного наступления на охраняемый порт в оккупированной Европе.

Британцы в течение многих лет демонстрировали мастерство в руководстве и координации разведывательных операций на высшем уровне. Учась на своих ошибках и опыте, к концу 1941 года они довели до совершенства основополагающий принцип: обо всех операциях уведомлять Межведомственный совет по безопасности (Inter-Services Security Board - ISSB ). Цель такой бюрократической меры была простой, но крайне важной: ISSB был координационным центром мероприятий по введению противника в заблуждение и, в частности, координировал деятельность LCS - секретной британской службы, о деятельности которой рассказано в главе 2. Кроме того, ISSB обеспечивал безопасность операций: только в нем знали, какие из секретов, сливавшихся немцам в ходе различных контрразведывательных и отвлекающих операций, были подлинными, а какие фальшивыми, только в нем могли оценить общую степень риска, угрожавшего безопасности той или иной операции.

Маунтбеттен предпочел не информировать Межведомственный совет по безопасности об операции «Юбилей». В официальном труде «Британская разведка в годы Второй мировой войны» на этот счет не сказано ни слова. Более того, Маунтбеттен не обратился за помощью ни к одной из ведущих разведывательных организаций типа Секретной разведывательной службы (SJS), положившись на разведданные, собранные для операции «Лоция». Он обновил эту базовую информацию с помощью серии разведывательных заданий низкого уровня, возложенных на отряды тактической воздушной фоторазведки и специальные небольшие подразделения связи, к которым можно было обращаться напрямую, без необходимости отвечать на неудобные вопросы.

Такое пренебрежение разведкой таило в себе серьезные опасности. Во-первых, Маунтбеттен рисковал остаться без самых свежих разведданных после высадки своих войск на берег. Во-вторых, он был лишен возможности узнать, насколько немцы осведомлены о его планах. Дьепп к тому времени был серьезно дискредитирован как цель. Шесть тысяч солдат рассказывали об отмененном 7 июля рейде «Лоция» по всей южной Англии с того самого дня, как высадились с десантных судов. Кто мог им это запретить? Для них это была уже история. Все, что было связано с рейдом на Дьепп, давно перестало быть секретом. И в довершение всех неприятностей LCS (о котором Маунтбеттен почти ничего не знал) был занят передачей тщательно отобранных крупиц информации о старом рейде на Дьепп своим «коллегам» из немецких разведывательных служб. С отменой «Лоции» можно было без опасений снабжать противника более или менее ценными сведениями об этой операции с целью повышения его доверия к агентам МІ5, внедренным в абвер.

Операция по дезинформации немецкой разведки, проведенная британским комитетом «Дабл кросс» с использованием перевербованных агентов МІ5, летом 1942 года принесла свои плоды. Немецкая разведывательная служба получила по меньшей мере четыре предупреждения о рейде на Дьепп от своих мнимых агентов в Великобритании. Таким образом, немцы были превосходно информированы. До такой степени, что некоторые комментаторы на полном серьезе считали, что вторая Дьеппская операция была обманным маневром, предпринятым ценой большой крови с единственной целью укрепления репутации агентов МІ5 в абвере. Эта версия явно притянута за уши. Наиболее вероятное объяснение - Межведомственный совет по безопасности дал разрешение на передачу незначительных секретов абверу после отмены «Лоции». Единственная проблема заключалась в том, что секреты не были незначительными: Дьепп действительно собирались атаковать, но Маунт-беттен решил не информировать Межведомственный совет по безопасности о возобновлении операции. Войска Маунтбетгена подвергались огромному риску.

Как это часто бывает на войне, все решил случай - немецкая разведывательная служба в Париже не довела свои предупреждения до войск, оборонявших Дьепп. Хотя 17 и 18 августа 1942 года на французском побережье была объявлена учебная тревога, а Гитлер и командующий немецкими войсками на Западе фон Рундштедт предупредили о возможных рейдах на французское побережье, нет никаких свидетельств в пользу того, что все это имело отношение к конкретному нападению в районе Дьеппа. Нет никаких свидетельств, что немцы получили подкрепления и подготовили засаду канадцам. Но ни разведка Маунтбетгена, ни разведка канадцев не могли этого знать. Маунтбеттену повезло.

Разведывательные задачи при подготовке операции «Юбилей» были относительно простыми. Для нападения на обороняемое побережье оперативные штабы должны располагать четырьмя видами информации: топографией поля боя (крутизна береговой полосы, направление течений и т.д.); данными о численности и дислокации войск противника; данными об орудиях, их расположении и потенциале; и наконец, сведениями о планах ответных действий противника - сражаться, ждать подкреплений или отступать.

В теории все это кажется нетрудным, но для получения такой информации требуется доступ ко всему «пантеону» разведывательных источников и ведомств. Например, сведения о береговой полосе можно найти в изданных до войны книгах, но, поскольку время и приливы неизбежно вносят свои коррективы, важно, чтобы как можно ближе к началу рейда водолазы-разведчики тщательно перепроверили топографию побережья. Информацию о численности, диспозиции и боевом духе противника можно собрать по частям с помощью воздушной фоторазведки, донесений агентов, радиотехнической разведки и из общедоступных источников. Труднее собрать сведения об орудиях и складах боеприпасов противника: после выявления их месторасположения средствами воздушной фоторазведки для конкретизации полученных снимков требуется информация от местных агентов или военнопленных или данные радиотехнической разведки. Наконец, о планах и намерениях противника можно узнать только из сообщений агентов, захваченных документов и данных радиотехнической разведки.

Дело в том, что для проведения успешной операции такого масштаба, как Дьеппский рейд, был нужен весь огромный арсенал средств сбора информации, имевшийся в распоряжении британской разведки. Он был доступен и мог дать ответы на любые вопросы, но, если бы Маунтбеттен обратился за полным информационным обеспечением рейда к Объединенному разведывательному комитету (Joint Intelligence Committee - JIC) Великобритании, тот обязательно предупредил бы секретариат кабинета министров и Объединенный комитет начальников штабов о его намерении возобновить рейд, и они бы остановили его. Поэтому, решив пойти в обход комитета начальников штабов, Маунтбеттен был вынужден пойти в обход разведывательных ведомств.

Игнорируя разведывательное сообщество, Маунтбеттен рисковал оставить свои войска в неведении относительно жизненно важной информации. То, что он не воспользовался всеми доступными источниками разведывательных сведений, привело к бессмысленным потерям. Приведем два простых, но убедительных примера: берег в Дьеппе оказался слишком крутым и каменистым для танков с облегченными гусеницами; во-вторых, в прибрежных гротах были укрыты артиллерийские орудия. В день операции незнание этих двух фактов погубило бы многих канадцев. Обе проблемы легко могли быть решены Объединенным разведывательным комитетом с помощью имеющихся в его распоряжении разведданных, но Маунтбеттен не рискнул обратиться за помощью к постороннему вышестоящему ведомству. Он хотел сохранить в тайне свою жажду личной славы.

Некоторые другие ошибки разведки в Дьеппе граничили с фарсом. Согласно данным, полученным разведотделом Штаба объединенных операций - и военной разведкой, - район Дьеппа обороняла 110-я дивизия вермахта. Безусловно, солдаты 110-й дивизии были бы рады там оказаться, но это было невозможно: в те дни они устало брели по России почти в четырех тысячах километров от места событий, преследуя в бескрайней степи отступающих на восток советских солдат.

На самом деле воинское подразделение, наслаждавшееся вкусным вином и французскими девушками в Дьеппе, было 571-м пехотным полком 302-й дивизии - дивизии второй категории, состоявшей в основном из поляков и этнических немцев среднего возраста и оснащенной пестрой смесью из лошадей, мотоциклов, трофейного чешского и французского оружия и прочей амуниции, которую интендантская служба при штабе западной группы немецких войск в Париже смогла выклянчить у Берлина. Испытывая недостаток в вооружении, боеприпасах и подготовленной живой силе, командир 302-й дивизии благоразумно решил сосредоточить свои ресурсы на прикрытии наиболее вероятного места наступления противника: каменистого побережья в Дьеппе. Столь же благоразумным было и его распоряжение не размещать орудия на заранее подготовленных огневых позициях, где их могли заметить и атаковать с воздуха. Прочесывая побережье в ходе тактических разведывательных полетов по заданию Штаба объединенных операций, пилоты при всем желании не смогли бы заглянуть внутрь гротов в прибрежных скалах Дьеппа. Мудрость простого, но эффективного оборонительного плана генерал-майора Конрада Хаазе стала очевидной для обороняющихся в ту минуту, когда фланговый огонь из спрятанных в гротах разномастных орудий и трофейного французского танка, встроенного в дамбу, начал косить канадцев, взбиравшихся по крутому каменистому склону.

Поскольку Маунтбеттен пренебрег услугами SIS и сети агентов Управления специальных операций (Special Operations Executive - SOE) во Франции, его штаб решил воспользоваться услугами радиотехнической разведки - если не на стратегическом (в этом случае пришлось бы иметь дело с Объединенным разведывательным комитетом), то, по крайней мере, на тактическом уровне. В пользу этой меры свидетельствовал опыт, полученный во время весеннего рейда на Сен-Назер. Если бы в оперативной группе штаба могли слышать, как реагирует и какие приказы получает противник непосредственно в ходе сражения, войсковые командиры Штаба объединенных операций могли бы действовать «с открытыми глазами». Эта разумная тактика сработала во время рейда на Сен-Назер значительно лучше, чем мог предполагать кто-либо в Чидле (штаб-квартире службы радиоперехвата). По иронии судьбы, во время Дьеппской операции эфир был переполнен информацией, и служба радиоперехвата Штаба объединенных операций попросту не справилась со своевременной передачей данных командующему авиацией в ходе сражения. Однако сама идея была разумной.

По мере приближения дня нападения росло беспокойство за успех операции «Юбилей» и ее секретность. Секретность была главным предметом беспокойства; после отмены первого нападения это могло показаться бессмысленным, но несколько случаев утечки информации и потери документов усилили необходимость держать подготовку к операции в тайне - по крайней мере, от Объединенного разведывательного комитета. Сомневались даже полные энтузиазма канадцы. У командира пехотной дивизии генерал-майора Робертса весь план вызывал тревогу, но бодрые заверения Маунтбеттена и сотрудников Штаба объединенных операций отчасти успокоили его. В конце концов, рассудил он, это опытные штабные офицеры, не мне чета. Его беспокойство, тем не менее, разделяли многие канадцы.

Капитан Остин Стэнтон, адъютант Калгарийско-го танкового полка, признавался: «По моему мнению, операция не имела никаких шансов». Он был настроен настолько пессимистично, что в день операции оделся во все новое на тот случай, если его возьмут в плен, чем сильно разозлил своего командира. Как бы то ни было, в ночь на 18 августа Калгарийский танковый полк погрузился на новый 60-метровый танкодесантный корабль (ТДК) в Ньюхейвене на виду у безмолвной толпы гражданских лиц. «Когда мы стояли в очереди перед входом в доки,- вспоминал Стэнтон,- царило зловещее молчание». Вместе с 4963 другими участниками операции «Юбилей», погрузившимися на 237 кораблей, встревоженный адъютант канадского танкового полка отплыл навстречу сражению.

Нападение не задалось с самого начала. Немецкий флот осуществлял регулярное патрулирование, в ходе которого обеспечивался надзор за морским коммерческим судоходством вдоль береговой линии Франции. Этот факт, включая расписание патрульных конвоев, был хорошо известен в Дувре и Портсмуте, где были расположены береговые радары обнаружения надводных целей. Однако более точные сведения о конвоях хранились в секрете по требованию высшего руководства, поскольку они поступали из конфиденциальных стратегических источников, таких как группа дешифрации сообщений «Энигмы». Никто из разведывательного штаба Маунтбетгена не запрашивал подробности о перемещениях немцев в Ла-Манше 18 и 19 августа. Сделать такой запрос означало бы поставить в известность об операции Объединенный разведывательный комитет и вместе с ним Объединенный комитет начальников штабов.

Результат был предсказуемым. Рано утром 19 августа, когда суда с личным составом 3-го батальона коммандос приблизились к утесам у Бельвиля и Берневаля к востоку от Дьеппа, их эскорт наткнулся в темноте на прибрежный немецкий конвой. Несмотря на два четких сигнала, поданных в 01.27 и 02.44 радарами Королевского флота из Англии командующему войсками на борт эсминца «Калп» с точным указанием координат немецкого конвоя, предупреждение не дошло до эскорта на восточном фланге. План Штаба объединенных операций начал давать сбои с первых шагов.

Участники операции «Юбилей» узнали о немецком конвое лишь тогда, когда у них над головами вспыхнул осветительный снаряд и в его холодном неверном свете немецкий эскорт открыл огонь, выведший из строя канонерскую лодку № 5, обеспечивавшую непосредственное прикрытие десантных судов на восточном фланге. С подходом других судов эскорта Королевского флота началась ожесточенная перестрелка трассирующими снарядами, летевшими во всех направлениях, «словно фейерверк». В результате немцы были вынуждены отступить с тяжелыми потерями. Операция «Юбилей» утратила элемент внезапности. На рассвете корабли восточного фланга с не успевшими оправиться от неожиданности десантниками на борту приблизились к берегу в тревожной тишине. По словам одного из сержантов 3-го батальона коммандос, «через бинокли можно было видеть проклятых немцев, наблюдавших через свои бинокли, как мы высаживаемся на берег».

С первыми лучами солнца началось сразу несколько атак. На востоке, на левом фланге, 3-й батальон коммандос под началом грозного Питера Янга (наблюдавшего за ночной перестрелкой из самого ее эпицентра) преодолел заграждения из колючей проволоки, «которой Гансы старательно опутали весь утес - вероятно, для того, чтобы нам было легче подниматься», и провел успешную атаку, заставившую замолчать артиллерийскую батарею «Геббельс». К полудню Янг вернулся в Нью-Хейвен в разорванной в клочья полевой форме и с разодранными в кровь руками. На крайнем западном фланге в Варенж-виле дисциплинированный 4-й батальон коммандос под началом лорда Ловата уничтожил орудия батареи «Гесс» посредством образцово проведенного маневра двойного охвата.

Из книги Наступление маршала Шапошникова [История ВОВ, которую мы не знали] автора Исаев Алексей Валерьевич

Торопецко–Холмская операция (9.01-6.02 1942 г.) Торопецко–Холмская наступательная операция Северо–Западного фронта представляла собой своего рода связку между наступлениями на московском направлении и наступлением войск правого крыла Северо–Западного фронта на

Из книги Я дрался на Т-34 автора Драбкин Артем Владимирович

Любаньская наступательная операция (январь - март 1942 г.) Несмотря на свое общее отрицательное отношение к наступлению по всему фронту, даже Г. К. Жуков вряд ли бы стал выдвигать возражения против операции по снятию блокады с Ленинграда. Помимо вполне очевидных проблем

Из книги Сталинградская битва. Хроника, факты, люди. Книга 1 автора Жилин Виталий Александрович

Барвенковско–Лозовская наступательная операция (18.01-31.01 1942 г.) Г. К. Жуков, постулируя необходимость прорыва прочной обороны в спланированном Ставкой ВГК общем наступлении зимы 1942 г., исходил скорее из реалий своего Западного фронта, нежели особенностей построения

Из книги Кровавый плацдарм. 49-я армия в прорыве под Тарусой и боях на реке Угре. 1941-1942 автора Михеенков Сергей Егорович

ПРИКАЗ О ВЫДАЧЕ ВОДКИ ВОЙСКОВЫМ ЧАСТЯМ ДЕЙСТВУЮЩЕЙ АРМИИ С 25 НОЯБРЯ 1942 ГОДА № 0883 от 13 ноября 1942 г. 1. В соответствии с постановлением Государственного Комитета Обороны от 12 ноября 1942 г. № 2507с с 25 ноября с. г. начать выдачу водки войсковым частям действующей армии в следующем

ОБОРОНИТЕЛЬНАЯ ОПЕРАЦИЯ СТАЛИНГРАДСКОГО, ЮГО-ВОСТОЧНОГО И ДОНСКОГО ФРОНТОВ НА СТАЛИНГРАДСКОМ НАПРАВЛЕНИИ (июль-ноябрь 1942 г.) 17 июля войска 6А противника подошли к рубежу р. Чир и, преодолевая сопротивление передовых отрядов 62А Сталинградского фронта, вынудили их к 22

Из книги «Ишак» против мессера [Испытание войной в небе Испании, 1936–1939] автора Дегтев Дмитрий Михайлович

№2 Донесение командующего войсками Западного фронта Верховному главнокомандующему от 11 января 1942 г. о ходе наступления на Волоколамско-Зубцовском, Можайском, Вяземском и Кировском направлениях за 10 января 1942 г. ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ И.В.Докладываю обстановку на фронте за

Из книги Курская битва. Наступление. Операция «Кутузов». Операция «Полководец Румянцев». Июль-август 1943 автора Букейханов Петр Евгеньевич

№5 Доклад командующего войсками Западного фронта Верховному главнокомандующему от 26 января 1942 г. об обстановке в полосе фронта в ходе наступления за 25 января 1942 г. ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ И.В.Докладываю обстановку на фронте за истекший день 25.1.42 г.1. 20-я армия с фронта

Из книги Великие битвы. 100 сражений, изменивших ход истории автора Доманин Александр Анатольевич

Операция «Блю Бэт» После того как поток вооружений советского блока хлынул в страны Восточного Средиземноморья, положение там стало неспокойным. В апреле 1958 года 6-й Флот провел демонстрацию силы в Восточном Средиземноморье, чтобы поддержать короля Иордании, который

Из книги Арсенал-Коллекция, 2013 № 02 (08) автора Коллектив авторов

Великолукская операция (25.11.1942 г. - 20.01.1943 г.) Иногда Великолукская операция рассматривается как часть операции «Марс». Однако такая классификация не совсем точна: четкой оперативной связи между операциями не было, и роднят их три вещи: проведение силами Калининского

Из книги автора

«Операция Х» Гражданская война в Испании назревала уже давно. В январе 1930 года король Испании Альфонсо XIII решил вернуться к альтернативной системе выборов. Однако власти не сумели удержать под контролем левое крыло социалистических республиканских партий, чье влияние в

Из книги автора

Часть вторая. Операция «Полководец Румянцев» (Белгородско-Харьковская стратегическая наступательная

Из книги автора

Мидуэй-Алеутская операция 1942 год После сражения в Коралловом море, не давшего решительного успеха ни одной из воюющих сторон, объединенный японский флот начал подготовку к операции по захвату атолла Мидуэй, на котором располагалась главная оперативная база флота США, и

Из книги автора

Эль-Аламейнекая операция 1942 год В результате огромных потерь на советско-германском фронте и значительных потребностей в войсках для начавшейся грандиозной Сталинградской битвы, фашистское руководство Германии и Италии было вынуждено к осени 1942 года резко сократить

Из книги автора

Нормандская десантная операция (Операция «Оверлорд») 1944 год Победы Красной армии под Сталинградом и Курском коренным образом изменили стратегическую ситуацию во Второй мировой войне. Гитлер вынужден был теперь бросать все возможные силы на Восточный фронт. Советские

Из книги автора

Операция "ТА" Американские десантные корабли подходят к берегу острова Лейте. Начавшаяся высадка стала причиной проведения операции "ТА"Авантюрная драма в девяти конвояхКонвойная операция, осуществленная японским флотом в ходе битвы за Филиппины, отличается среди

Летом 1941 года Генеральный штаб вермахта был настолько уверен в скорой победе, что не стал обращать особого внимания на лесную и заболоченную территорию с редкими грунтовыми дорогами между группами армии «Центр» и «Север», устремлённых, соответственно, к Москве и Ленинграду. После взятия белорусской столицы и разгрома основных сил Западного военного округа в Белостокском и Минском «котлах» (341 тыс. безвозвратных потерь Красной Армии за две недели) немецкие моторизированные корпуса начали продвижение к Днепру и Западной Двине. Начальник германского Генерального штаба генерал-полковник Франц Гальдер записал в своем дневнике: «В целом уже можно сказать, что задача разгрома главных сил русской сухопутной армии … выполнена… Поэтому не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна в течение 14 дней. Конечно, она ещё не закончена. Огромная протяжённость территории и упорное сопротивление противника, использующего все средства, будут сковывать наши силы ещё в течение многих недель» .

После проигранной в декабре 1941 года Битвы под Москвой в Берлине наступило некоторое отрезвление, но началось «головокружение» от первого крупного успеха в Кремле и в Ставке Верховного главнокомандования (ВГК). Было принято решение, не подкреплённое материальными ресурсами, о начале контрнаступления по всему фронту с помощью мощных группировок ударных армий, в том числе для разблокирования Ленинграда, создания «котла» для группы армии «Центр», освобождения Харькова и Крыма. Стратегический план наступления Красной Армии обсуждался в начале января 1942 года в Ставке ВГК. Суть плана была изложена Иосифом Сталиным: «Немцы хотят... выиграть время и получить передышку. Наша задача состоит в том, чтобы не дать немцам этой передышки, гнать их на запад без остановки, заставить их израсходовать свои резервы еще до весны, когда у нас будут новые большие резервы, а у немцев не будет больше резервов, и обеспечить, таким образом, полный разгром гитлеровских войск в 1942 году ». Это решение не только поддержали все командующие фронтами, но взяли повышенные обязательства, в том числе по разгрому группы вермахта «Центр». После неудач первого года войны с отступлениями и «котлами» все рвались в наступление без критического анализа реальной обстановки и недооценки мощи противника.

Для выполнения стратегического плана особая роль отводилась только что сформированным ударным армиям. Оперативные войсковые соединение (ударные армии) находились как, правило, в резерве Ставки ГВК и предназначались для разгрома группировок противника на главных направлениях. В начале войны в их состав входили танковые, механизированные и кавалеристские корпуса. Они должны были оснащаться лучше, чем обычные армии танками, орудиями и минометами. К началу 1942 года было создано пять ударных армий. К сожалению, их материальное обеспечение не всегда было удовлетворительным. Испытывался огромный дефицит артиллерийских снарядов. Не хватало авиации для прикрытия стрелковых дивизий. Из-за отсутствия реактивных снарядов на подкрепление ударных армий не были выделены из Резерва СВК гвардейские ракетно-минометные полки с самым грозным секретным оружием знаменитых «Катюш».
Только в последующие годы войны ударные армии были полностью укомплектованы и сыграли важную роль в победе над Третьим Рейхом. Воины Третьей ударной армии в 1945 году водрузили Знамя Победы. Командующий генерал полковник, Герой Советского Союза Василий Кузнецов ранее командовал Первой ударной армией, отличившейся в контрнаступлении под Москвой и Демянской наступательной операции февраля 1942 года.

Пятая ударная армия во главе с генерал-полковником Героем Советского Союза Николаем Берзиным так же штурмовала Берлин, а командующий стал первым комендантом поверженной столицы Третьего Рейха.

В зимней кампании 1942 года наступление советских войск на Волховском фронте являлось составной частью Стратегического плана Ставки по деблокированию Ленинграда. Но прорыв немецкого фронта Второй ударной армией обернулся трагедией. За три месяца боев (январь - март 1942 года), в армии сменилось три командующих. Прорвав фронт на небольшом участке у Мясного Бора, армия оказалась в окружении без резервов, снарядов и продовольствия в условиях весеннего распутья и бездорожья. 27 июня 1942 года командование фронтом осуществило последнюю попытку прорыва, закончившуюся безуспешно, и к концу июля Вторая ударная армия прекратила существование. По разным оценкам из окружения вышло преимущественно у Мясного Бора («Долине смерти») от 13 до 16 тысяч воинов, остальные попали в плен (около 27 - 30 тыс. человек). Всего за время операции погибло свыше 146 тыс. советских солдат и офицеров . Командарм ударной армии генерал-лейтенант Власов, принявший армию в безнадежном состоянии, сдался в плен.

Двумя месяцами ранее в апреле 1942 года на южном фланге от группы вермахта «Центр» при выходе из окружения 33-й армии застрелился (вместе с женой) командующий генерал Михаил Ефремов (Герой Российской Федерации, посмертно, 1996). Немцы, отдавая дань мужеству генерала, похоронили его с воинскими почестями.

Действовавшим на северо-западном направлении войскам Третьей и Четвертой ударных армий Калининского фронта Ставка ВГК приказала прорвать фронт в районе Великих Лук и развивать далее наступление на Витебск и Оршу, чтобы обойти Смоленск с запада и создать «котел» для группы вермахта «Центр». Но из-за угрозы окружения поставленные задачи не были выполнены.

Советская операция по разгрому группы армий «Центр» завершилась поражением. Военные истории возлагают за это вину и на командующего Западным фронтом генерала армии Георгия Жукова.

Ржевско-Вяземская наступательная операция (8 января - 20 апреля 1942 года) на советской оперативно карте
Зимняя кампания 1942 года закончилась трагедией для Красной Армии, потери которой в первом квартале составили 1,8 млн.(!) человека. На Волховском фронте оказалась в котле Вторая ударная армия, неудачей закончилась Ржевско-Вяземская операция Калининского и Западного фронтов (потери Красной Армии — 776 тыс., в том числе 272 тыс. безвозвратных), войска Крымского фронта почти полностью были уничтожены под Керчью стремительным контрнаступлением вермахта. Войска Юго-Западного фронта, наступая на Харьков, попали в окружение. Инициатива перешла к вермахту, разработавшего план стратегического летнего наступления на Южном направлении. «Пришлось товарищу Молотову срочно собирать чемодан, садиться в стратегический бомбардировщик и лететь на поклон к капиталистическим дядям...» .

На фоне неудачной кампании Красной Армии отличилась Четвертая ударная армия, возглавляемая генерал-полковником Андреем Еременко (будущим Героем Советского Союза и маршалом). Она принимала участие в контрнаступлении под Москвой, и в зимней кампании 1942 года в составе Калининского фронта. Армия достигла наилучших результат — прорвала оборонительные рубежи вермахта и за месяц боев углубилась на 250 км, освободив города Андреополь и Торопец, и после взятия Велижа (на севере Смоленской области) вышла… к границе Белорусской ССР.

249-я стрелковая дивизия, укомплектованная в основном воинами-пограничниками (комдив генерал-майор Герман Тарасов

…Уже страданьям нашим не найти
Ни меры, ни названья, ни сравненья.
Но мы в конце тернистого пути
И знаем – близок день освобожденья.

Эти строки принадлежат советской поэтессе Ольге Берггольц , которая в годы Великой Отечественной войны оставалась в блокадном Ленинграде.

День освобождения настал через несколько лет после того, как было написано это стихотворение. Ровно 73 года назад Ленинград был окончательно освобождён от блокады.

Надежда и футбол

…Шёл 1942-й. Ленинградцы пережили первую блокадную зиму, которая выдалась довольно суровой: бывало, что температура падала до минус 32,

а отопление в дома не поступало, канализация и водопровод не работали. Ещё в апреле покровы снега в некоторых местах достигали 52 сантиметров, а воздух оставался холодным вплоть до середины мая.

Но в сердцах людей, несмотря на голод, холод и разрывающиеся вокруг снаряды, было то, что помогало им жить дальше – надежда. Надежда на то, что город выстоит. Во что бы то ни стало. Этот огонёк в душе они старались поддерживать различными способами: кто-то писал стихи и поэмы, кто-то сочинял музыку. А были те, кто играл в футбол.

Удивительно, как в условиях блокадного города кому-то пришла в голову мысль провести футбольный матч, но 6 мая 1942 года Ленгорисполком принял решение: игре – быть!

Архив клуба. 1942 год. Блокадный матч

Собрать игроков оказалось непросто: многие из футболистов воевали, а те, кто работал в городе, были настолько истощены, что вряд ли бы пробежали и несколько десятков метров. Каким-то чудом команды всё же набрали: с Невского Пятачка был вызван вратарь Виктор Набутов , с Карельского перешейка – Дмитрий Фёдоров , отозваны были и Борис Орешкин, Михаил Атюшин, Валентин Фёдоров, Георгий Московцев, и другие футболисты-блокадники. «Динамо» напоминало ту команду, которая была до войны, а вот коллектив Металлического завода, против которого они играли, состоял из тех, кто хоть как-то умел играть и был в силах бегать по полю.

Изначально предполагалось, что матч пройдёт на стадионе «Динамо», но основное поле было настолько изуродовано падавшими снарядами, что игру перенесли на резервное поле по соседству. Всё было как в рядовом матче чемпионата: команды и форму раздобыли, судью пригласили (на игре работал арбитр всесоюзной категории П.П. Павлов), даже болельщики нашлись.

Играть было тяжело. Понятно, что на современный футбол это было совершенно не похоже: большинство игроков были истощены, поэтому у них часто кружилась голова и появлялась одышка. В перерыве между получасовыми таймами никто из них на траву не садился – иначе подняться потом так бы и не смог.

Немцы, услышав по радио трансляцию игры, решили сорвать матч, поэтому в начале второго тайма район стадиона был обстрелян, а один из снарядов упал в угол поля. Все игроки и зрители тут же отправились в бомбоубежище, но после артобстрела матч возобновился и витоге закончился победой «Динамо» со счётом 6:0. Футболисты покидали поле обнявшись.

После этой игры в блокадном городе состоялось ещё несколько матчей этих же команд – 30 июня и 7 июля 1942 года.

Город, который немцы считали мёртвым, был жив.

Забыть нельзя

В 1991 году на одной из стен стадиона была установлена мемориальная табличка: «Здесь, на стадионе «Динамо», в самые тяжёлые дни блокады 31 мая 1942 года ленинградские динамовцы провели исторический блокадный матч с командой Металлического завода».

Последний участник тех матчей, Евгений Улитин , умер в 2002 году.

Оригинал взят у visualhistory в Прогулка по Москве 1941 года

Думаю, надо согласится с теми, кто считает, что эти посты делает не сам Варламов. Тут на просмотр можно потратить не один час, а на подготовку ушёл бы день, как минимум. Да и не специалист Зялт по истории ВОВ.
А пост получился весьма интересным.

Оригинал взят у varlamov.ru в Прогулка по Москве 1941 года

Вид на Кремль во время воздушного налёта, июль 1941-го

Сегодня я начинаю серию постов про Москву в годы Великой Отечественной войны. Посмотрим, как жила столица в это непростое время. Я собрал старые фотографии и воспоминания москвичей. Почитайте, очень интересно, хотя и вышло много текста. Если у вас есть что добавить, рассказывайте в комментариях.

Сегодня 41 год. Самый сложный для Москвы. Это и эвакуация, и бомбардировки, и фашисты, подошедшие вплотную к городу. С началом войны всё гражданское население было обязано сдать велосипеды, радиоприемники (были только знаменитые тарелки на стене и радиорозетки), а также фотоаппараты. Не сдал - шпион. Поэтому найти любительские фотографии военной Москвы крайне затруднительно, в городе на военном положении фотографировали только аккредитованные фотокорреспонденты выданными им "Лейками" (вспомним знаменитые строки Симонова: "С "Лейкой" и блокнотом, а то и с пулеметом...").

Несмотря на то, что советские власти знали о неминуемой войне с Гитлером (о возможной дате немецкого вторжения неоднократно сообщал, например, разведчик Рихард Зорге), москвичи не подозревали, что совсем скоро она на них обрушится.

1 мая 1941 года на Красной площади состоялся последний парад мирного времени. Советское руководство возлагало большие надежды на этот парад. В обстановке надвигающейся войны демонстрация военной мощи Советского Союза приобретало важнейшее значение. На параде присутствуют чины иностранного дипломатического корпуса, также были официальные представители Вермахта.

Обычные люди тем временем ходили в театры, в кино и на стадионы. На "Динамо" 19 июня прошёл последний довоенный матч: хозяева поля принимали сталинградский "Трактор". 22 июня там должны были состояться парад и массовые соревнования физкультурников...

На футбольном матче, стадион "Динамо".

Смотр велосипедистов - участников пробега Москва - Ялта. Май 1941 г.

Город жил мирной жизнью и к обороне не готовился. Газеты писали о появлении первых телевизоров и ультрафиолетовых ламп, в марте 41-го были присуждены первые Сталинские премии, в начале июня город успел провести шахматный чемпионат. Тогда же на ВСХВ (будущая ВДНХ) проходит всесоюзная сельскохозяйственная выставка. В середине июня начинается генеральная реконструкция ЦПКиО им. Горького.

Продажа газировки на Кузнецком мосту.

В 41-м году в Москве продолжают сносить Зарядье. Начали снос в 1930-х годах. Закончится это история только к концу 1950-х годов. А в 67-м на месте старых кварталов построят гостиницу "Россия".

Храм Николы Мокрого.

Снимок опубликован 11 августа 1941 года в статье "Фотографы LIFE видели Москву за неделю до нацистского нашествия".

Посольство США находилось в здании, из которого сделан этот снимок, с 1933 по 1954 г. Затем его переселили от греха подальше на ул. Чайковского (нынешний Новинский бульвар). А в этом здании на несколько десятилетий обосновалось ГАО "Интурист".

Война застала жителей столицы врасплох. Утром 22 июня в Москву из Московской области приехало 20 тыс. школьников: для них устраивали праздник в Сокольническом парке культуры и отдыха. До 12 дня никто из москвичей не знал, что началась война.

В 12:15 по радио с сообщением о нападении Германии на СССР выступил нарком иностранных дел Молотов - именно он произнёс знаменитую фразу "Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами".

Рабочие завода "Серп и Молот" слушают заявление советского правительства о начале войны.

Из воспоминаний археолога М.Рабиновича:
"Не теряя темпа, стал готовиться к следующим экзаменам - в аспирантуру, они должны были начаться через месяц. Срочно надо было "подогнать" иностранный язык. В воскресный день 22-го, оторвавшись на минутку от немецкой книжки, я вышел купить чего-нибудь поесть. И от продавца овощного ларька узнал, что немцы напали на нас и уже бомбардировали наши города. Так, машинально сжимая в руке пучок редиски, не заходя домой, пошел на истфак. На Арбатской площади, у кино "Художественный", вдруг заговорил репродуктор. Передавали (должно быть, уж не в первый раз) речь Молотова. Как и другие, я остановился, жадно ловя каждое слово. "Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!" Как ни малосимпатична мне теперь эта личность, должен заметить, что тогда Молотов (или тот, кто написал ему речь) сказал самые нужные слова".

Из дневника москвички Маруси К.:
"Какой страшный и трудноописуемый день! Сообщение т. Молотова застало в парикмахерской. Осознать, что будет? Трудно представить, но предчувствую, что очень ужасное. Взяла платье из ателье, но так, без настроения, сшито с моим вкусом, английский стиль. Это все в моем характере, но это все уже не радует. Трудно себе представить, какое чувство окутало меня, и, глядя на людей в доме, которые носят песок на чердак, тяжелыми непонимающими глазами, - стала заниматься тем же и я".

С 25 июня в Москве было введено военное положение. Воздушные и учебно-боевые тревоги постепенно стали обычным делом. Город начал привыкать к условиям военного времени.

Из дневника ученого секретаря Комиссии по изучению истории Москвы П. Миллера:
"Утром в 3 часа гудки сирены подняли Москву. Жители нервно вскочили, стали прятаться в убежища, но большинство остались во дворах, дворники прогоняли всех с улиц. Пальба зенитных орудий, изредка стреляют пулеметы, огневые вспышки в облаках, кое-где видел и машины - все на большой высоте. Я лично видел десять белых пятен, расположенных почти правильным кольцом, - вокруг чего? Пятна напоминали те белые полосы, которыми отмечают всегда стратостатное поднятие. Все выглядело очень серьезно, но сразу бросается в глаза отсутствие фугасных бомб и пожаров. Около 4 часов тревога кончилась. Позднее, днём, выяснилось, что это было пробное учение".

После отбоя воздушной тревоги люди покидают станцию метро "Площадь Свердлова" и ждут транспорт у гостиницы "Москва".

Раздача противогазов на площади Маяковского.

Пушкинская площадь.

В московских кинотеатрах наряду с художественными фильмами началась демонстрация оборонно-обучающего кино: "Создадим защитные комнаты", "Индивидуальный санхимпакет", "Береги противогаз", "Как помочь газоотравленному", "Простейшие укрытия от авиабомб", "Светомаскировка жилого дома" и т. д. Позже стали показывать и патриотическое кино, в том числе знаменитые "Боевые киносборники".

Кинотеатр "Центральный" (в 1930-х - ещё "Ша-Нуар"), ул. Горького, 18-а, телефон Б1-97-54.

1 июля вышло постановление СНК СССР "О всеобщей обязательной подготовке населения к противовоздушной обороне". В этот же день исполком Моссовета принял постановление "О порядке эвакуации детей из Москвы".

С 29 июня по 29 июля из Москвы было эвакуировано почти 950 тыс. человек, в основном женщин и детей. К декабрю 41-го население столицы уменьшилось с 4,5 до 2,5 млн человек. Эвакуировали не только людей, но и промышленность: в сентября-октябре из Москвы и Москвоской области в тыл были переведены около 500 промышленных предприятий союзного и республиканского значения.

Зинаида Николаевна Аристархова:
"Когда началась война, мне было 12 лет. По указанию начальства все дети должны были явиться на Краснопресненскую заставу, родители - собрать для детей матрасы, наволочку и легкие вещи. Посадили нас всех в трамвай и повезли на Речной вокзал. На Речном вокзале стояли прогулочные пароходы, на которые нас погрузили на платформу, на палубу, кто как сумел найти себе место. Этот пароход отправился по направлению к Рязани. Пароход потом вышел на Оку, наверное, вечером, поздно.

Свет не горел на пароходе, все было потушено. Когда мы плыли, все время шли слухи, что света не будет. Перед этим были случаи, когда фашисты нападали на пароходы. которые шли вглубь от столицы. Все говорили, что мы едем в Рязань. В Рязань мы доехали и нас высадили в Елатьме, под Рязанью".

Москва-река у Краснохолмской набережной. Эвакуация москвичей осенью 1941 года.

В ожидании эвакуационного эшелона на Казанском вокзале.

Интересные кадры. Эвакуация домашнего скота!

Первую воздушную тревогу в Москве пришлось объявить уже на третий день войны. Но вначале немецкие пилоты летали только на разведку. Почти сразу же началась маскировка столицы, которая должна была спасти ключевые объекты города от немецких бомб. Особое внимание было уделено Кремлю.

Вид на Кремль с Большого Москворецкого моста. Стену и башни замаскировали под жилые дома.

В своем рапорте Берии от 26 июня 1941 года комендант Спиридонов предложил два варианта маскировки Московского Кремля. Первый предусматривал снятие крестов и уничтожение блеска позолоченных глав кремлевских соборов. Крыши и открытые фасады всех кремлевских зданий планировалось перекрасить таким образом, чтобы они выглядели как обычные дома. Второй вариант отличается от него тем, что ложные городские кварталы должны были получиться благодаря комбинации различных макетов, а через Москву-реку для дезориентирования противника устраивался ложный мост.

Еще один кадр. На шпили Кремля натягивали чехлы, на площадь наносили специальную раскраску, создавая иллюзию жилых кварталов.

Для маскировки Кремля и прилегающих территорий используется плоскостная имитация с перекраской крыш и открытых фасадов зданий.

24 июня выходят приказы о светомаскировке жилых домов, предприятий и транспорта. Вечерами город погружался во тьму. Люди натыкались друг на друга, общественный транспорт стал ходить медленнее: например, вагоновожатым трамваев приходилось прижиматься лбом к стеклу, чтобы разглядеть препятствия на пути.

Из дневника П.Миллера:
"Вечером - пылающий закат за большими Триумфальными воротами, чуть полевее. Около 11 часов вечера слонялся, ища трамвая, чтоб выбраться с Пресни. Жуткая тьма".

Кстати, для ориентировки шофёров в тёмное время суток на стенах в арках Спасских, Боровицких и Арсенальных ворот Кремля краской были нарисованы белые полосы. Через неделю после начала войны перестали играть куранты на Спасской башне. К середине июля в кремлёвских зданиях закончили оклейку окон полосками материи крест-накрест.

Замаскированный в 41-м году Мавзолей.

Практически одновременно с маскировкой Кремля специальная комиссия пришла к выводу, что нужно вывозить тело Ленина из Мавзолея (хоть его и “перекрасили-переделали” под обычное городское здание). Эксперты утверждали, что даже одной бомбы хватит, чтобы сровнять усыпальницу с землей. Увозили тело вождя в Тюмень на специальном поезде. Его охрана в пути следования возлагалась на Управление коменданта Московского Кремля и на НКГБ СССР. Тело Ильича благополучно добралось до места, и там его поместили в двухэтажный каменный дом, где уже расположились прибывшие из Москвы ученые. В 5 утра 28 марта 1945 года Ленин вернулся в отремонтированный Мавзолей. А в сентябре 1945 года доступ к телу Ильича был открыт для всех желающих.

Фашистов замаскированный Кремль (особенно поначалу) сильно сбил с толку. Увы, все предосторожности полностью защитить этот грандиозный памятник архитектуры и истории не смогли. Бомбили Кремль аж 8 раз. Но сами солдаты поговаривали, что какая-то неведомая сила словно защищала это святое место — часть бомб (а всего их было сброшено больше полутора сотен) не взорвалась. Часть же взорвавшихся либо причинила минимальный ущерб, либо совсем никакого.

Здание Манежа в маскировочной окраске.

Маскируют Большой театр.

Камуфляжная раскраска театра Красной Армии.

Авианалёт на Москву

Вот как это выглядело с самолета.

Здесь видно фальшивую галерею около здания Моссовета.

Пик маскировочных работ в Москве пришелся на лето-осень 1941 года, а уже в 1942 году от нее решили отказаться. Скорее всего, маскировка оказалась неэффективна: судя по немецкой аэрофотосъемке, город мало изменился, и привычные контуры легко читались. Да и бомбили, в основном, по ночам.

Первый авианалёт на Москву произошёл 21 июля 1941 года, но, судя по всему, он был разведывательным. Массированная бомбардировка города началась на следующий день, ровно через месяц после начала войны. В ней участвовало около 200 немецких самолётов. Совинформбюро сообщило об уничтожении 22 бомбардировщиков в ходе их первой атаки, взятые в плен немцы оценивали потери в 6-7 машин.

Во время налёта одна из бомб упала на театр Вахтангова на Арбате и почти полностью разрушила его. 23 июля бомбардировка повторилась.

Руины театра Вахтангова на Арбате.

Прямое попадание авиабомбы в административное здание №4 по Старой площади. 24 октября 1941 года. Налёт более известен тем, что при бомбардировке политический деятель А.С.Щербаков получил контузию; почти у всех жителей Зарядья вылетели в домах стекла, а девушка-лётчик Люфтваффе была за выполнение задания лично награждена Гитлером.

Стадион "Динамо". Сам стадион был замаскирован от налетов вражеской авиации и тщательно охранялся. Зимой 1942 года на футбольном поле с целью маскировки были высажены молодые ели. С позиций сегодняшнего дня эта попытка выдать для немецких летчиков стадион за парк выглядит наивной и не совсем разумной, но она наглядно демонстрирует заботу государства о сохранении главной спортивной достопримечательности столицы.

А вот центр Москвы. Снимок сделан 24 июля 1941 года.

Дом на Триумфальной, там, где сейчас "Интерфакс" и "Иль-Патио".

С 21 июля 1941-го до середины 1942 года, когда закончились наиболее интенсивные бомбардировки, город пережил 95 ночных и 30 дневных налётов. В них участвовало 7202 самолёта, но к столице через истребителей, зенитный огонь и аэростаты удалось прорваться лишь 388.

Тамара Константиновна Рыбакова:
"Наш дом находился недалеко от завода имени Владимира Ильича, а "Гознак" находился совсем рядом с нашим домом, и немцы старались своими бомбами попасть в эти объекты, но им не удалось разбомбить их. Бомбы летели где-то рядом, в т.ч. и на наш дом («зажигалки»), тушились взрослыми жильцами, членами ПВО, которые дежурили на крыше, среди них была и моя мама. После бомбежки я и мои подруги выходили на улицу и собирали осколки снарядов в мешки и сдавали их в металлолом (конечно, безвозмездно). И так - до следующей бомбежки. Было очень страшно, когда звенела сирена, все бежали в бомбоубежище. Мне было обидно, что в бомбоубежище почти никогда не было со мной моей мамы - она была на крыше (чердаке) и была ответственна за тушение бомб".

Угол Тверской и нынешнего Газетного переулка. Дом либо разрушен бомбой, либо снесен летом 41-го.

Зенитные орудия в Парке Горького.

"Небесный патруль" на Пушкинской площади.

Зенитный пулемет на крыше Дома правительства.

Зенитный расчет на улице Серафимовича.

Из дневников писателя Аркадия Первенцева:

"16 августа
До Москвы не допустили, хотя Гитлер разбрасывал листовки, где указывал, что будет бомбить Москву с 15-го на 16-е, и предлагал выехать женщинам и детям в прифронтовую полосу. В листовках писал, что сын Сталина Яков Джугашвили сдался немцам. Это не подтверждается действительностью. Яков Джугашвили дрался до последнего патрона. Что с ним-пока неизвестно. Сражались на фронте сын Чапаева и сын Пархоменко.

3 сентября
Немцы пользуются следующей тактикой при налетах на Москву и секретные объекты: первый самолет зажигает пожар, а остальные сбрасывают бомбы по пожарищу" .

Истребители патрулируют московское небо.

Аэростаты заграждения после ночного дежурства.

Аэростат воздушного заграждения на Тверском бульваре.

Калужская площадь.

Аэростаты воздушного заграждения на Большой Ордынке.

Аэростаты воздушного заграждения над Москвой.

Пятницкая улица, здание разрушено в результате авиаудара 23 июля 1941 г.

Улица Большая Полянка, дом №50, прямое попадание фугаса в здание райкома. Из воспоминаний: "Родственница мне рассказывала об этом авианалете, он ее застал в районе М.Каменного моста. Несколько бомб упало в его районе, две попали в Третьяковку, одна взорвалась, убив милиционера, вторая застряла в перекрытиях и не сработала. Картины и скульптуры к тому времени уже были упакованы и подготовлены к эвакуации в Новосибирск" .

Сбитый фашистский бомбардировщик Ju 88. Площадь Свердлова.

От бомбёжек прячутся в метро.

Зоя Владимировна Минаева:
"Мы сначала бегали в бомбоубежище, а потом стали спускаться в метро "Павелецкая", которое только начало строиться, вглубь туда по лесенкам деревянным - и мама моя, и сестренка, и я с мешочком сухарей и одеялами. Там в тоннелях были настилы из деревянных досок, и все мы находили местечко и лежали, прижавшись друг к другу. А утром снова поднимались, подниматься было труднее - у мамы на руках сестренка. Это наверх нужно, наверное, 200 ступенек или 300".

Здесь же, на станции, проводят важные мероприятия. Торжественное заседание 6 ноября 1941 года, посвященное 24 годовщине Великой Октябрьской Революции.

Библиотека на м."Курская" (Кольцевая). Конечно же, кадр чисто постановочный и пропагандистский. По воспоминаниям москвичей, переживших войну, места на станциях во время бомбежек не хватало, и большинство укрывалось в тоннелях. На станциях же были в лучшем случае женщины и дети, и то если места хватало.

В августе 41-го немцы стали сбрасывать с самолётов не только бомбы, но и листовки, чтобы подорвать моральный дух москвичей. Советские власти отвечали внушительным набором агитационных плакатов.

Москвичи изучают агитацию.

Книжный развал на Кузнецком мосту. Снимок взят из статьи Леонида Митрохина "Фотографируя русскую войну" (журнал "Наше наследие", 1988, №6). Маргарет Бурк-Уайт была единственным иностранным фотографом, который присутствовал в Москве во время нападения Германии. По возвращении в США Маргарет Бурк-Уайт выпустила книгу "Фотографируя русскую войну".

Аналогичное фото. Судя, по всему постановка.

У стенда выпусков ТАСС на Тверской.

Из воспоминаний:
"Во дворе у нас было немало полных мужчин и женщин, а через два месяца все стали поджарыми, так как была введена карточная система на продукты питания, исчезло пиво из ларьков, вокруг которых всегда толпились толстопузые мужики. Продовольственные карточки были четырех категорий: "рабочие" — самые весомые, "служащие" — похуже, "иждивенческие" — самые тощие и, наконец, "детские" — с талонами на молоко и другое детское питание".

Из воспоминаний:
"... был издан приказ об обязательном привлечении всего работоспособного населения города к устройству траншей, расчистке дворов от заборов и сараев, чердаков от мусора и т.п. — до трех часов в день, а неработающее население — до восьми часов в сутки. Освобождались только беременные и кормящие женщины, врачи и больные. За отказ от подобных работ полагался штраф от 100 до 300 рублей (порядка средней зарплаты)".

В начале июля первые отряды юношей и девушек были отправлены под Москву на строительство оборонительных сооружений. 4 июля вышло постановление ГКО "О добровольной мобилизации трудящихся Москвы и Московской области в дивизии народного ополчения". Уже к 6 июля было сформировано 12 дивизий народного ополчения, в которые вступили 170 тыс. человек.

Главная спортивная арена страны - стадион "Динамо" - превратился в центр подготовки молодых бойцов, в военный учебный лагерь. Уже 27 июня на нем начали формироваться отряды ОМСБОНа (Отдельной мотострелковой бригады особого назначения), которые затем засылались в тыл врага.

Воспоминания добровольца Отдельной мотострелковой бригады особого назначения Е. Телегуева:
"В свободное от боевой учебы время 1 прогуливался по улицам Москвы. Замечал уважительное, предупредительное отношение граждан ко мне - юноше в военной форме. Как-то зашел в магазин, чтобы купить белого хлеба. Стал в очередь. Продавщица заметила меня - худенького юношу в военной форме, спросила: "Товарищ боец! Что вы хотите купить? Несколько смущенный таким вниманием, ответил: "Булочку за 7 копеек".

Продавщица и стоявшие в очереди женщины дружно заговорили, стали приглашать купить булочку без очереди. Продавщица дала мне не одну, как я просил, а две булочки. На мои попытки отказаться от одной и расплатиться она настояла на своем, деньги не взяла. И она, и другие женщины говорили, чтобы я набирался сил для того, чтобы бить нацистских бандитов. Уходил из магазина смущенный, с горячим желанием оправдать надежды женщин".

Тверская в районе Маяковской. Из воспоминаний: «Без винтовок уходили на фронт в это время ополченцы. Те, кто с винтовками молодые, кроме одного, с лысиной. Мой родственник (со стороны жены) ушёл с ополчением как раз в это время. Без винтовки. В атаку на танки шёл с палкой (винтовка была 1 на троих, приказ - взять оружие в бою). Естественно, был взят в плен, откуда вернулся в 44-45-м. Работал на ферме у немца в Прибалтике,видимо не сочли военнопленным.»

Ленинградское шоссе, 16 октября 1941 г

Оборона Москвы. Москвичи отправляются на фронт. Бойцы одного из рабочих батальонов Москвы на привале.

Московское ополчение.

Мотоциклетный батальон направляется на фронт. Подразделение капитана В. Алексеева.

Новокузнецкая улица.

Осенью 1941 года по инициативе Г.К. Жукова было принято решение о срочном строительстве кольцевого обхода Москвы в упрощенном варианте. Чтобы ускорить работы, в кольцо соединяли участки уже существовавших автомобильных дорог, строили путепроводы на пересечении с шоссейными и железными дорогами, через водные преграды наводили наплавные мосты. Эта трасса стала одним из основных поясов обороны столицы и способствовала успешному проведению контрнаступательной операции и разгрому фашистов под Москвой. Теперь на этом месте МКАД.

Из воспоминаний:
"В октябре 1941 года Москва стала настоящим прифронтовым городом. Линия фронта была в получасе езды на автомобиле. Все товарные станции были забиты составами и промышленным оборудованием — не успевали вывозить. Торопились уехать и жители. На станциях и подъездных путях — ящики с картинами и скульптурой, музейными ценностями. Ночами в небо поднимались сотни огромных огурцов — аэростатов воздушного заграждения".

Из воспоминаний:
"Запомнился печально знаменитый день московской паники 16 октября 1941 года, когда немецкие танки дошли до Химок, и доносилась ар-тиллерийская канонада. Началось с того, что утром люди, как обычно, ушли на фабрики и заводы, но неожиданно вернулись с зарплатой и с пудом пшеничной муки. Производство остановилось. Я вышел на улицу: по ней куда-то шел и бежал народ. В кузовах грузовиков тоже были люди, троллейбусы и автобусы — переполнены, кое-кто сидел на их крышах. Я поехал в центр. Там — такая же картина. В воздухе кружился пепел и недогоревшая бумага (жгли документы). На тро-туарах порой валялись книги. На Кузнецком мосту у стены дома стояла стопка из нескольких томов сочинений Ленина. Метро не работало. Как потом стало известно, его готовили к минированию и взры-ву. Подземка остановилась на сутки впервые за всю историю ее существования".

7 ноября 1941 года на Красной площади был проведён знаменитый парад. Он нужен был не только для демонстрации военной мощи СССР и поднятия боевого духа красноармейцев, но и для того, чтобы прекратить возникшие в городе в октября панические настроения.

Военный парад на Красной площади. Москва, 7 ноября 1941 года.

На фото видны военнослужащие с самозарядными винтовками Токарева образца 1940 года CВТ-40 в положении "на плечо". К винтовкам примкнуты клинковые однодольные штыки. За спиной солдат — ранцевое снаряжение образца 1936 года, на боку — малые пехотные лопаты.

Советские средние танки Т-34 на параде.

Фото интересно тем, что военнослужащие РККА одеты в зимние шлемы, отмененные в июле 1940 года, и вооружены старыми английскими пулемётами системы "Льюиса", (Lewis), завезёнными в Россию в 1917 году.

Из дневника москвича Л. Тимофеева, ученого-филолога:
"7 ноября
Парад закончился, и ночь прошла спокойно. Парад был, очевидно, внушителен: большие и средние танки шли даже по нашему бульвару мимо меня. С утра стоит снежная погода, метет метель, холодно. Танков было много, и они были новые. Лютик уверяет, что насчитал более 600 штук".

"Новобранцы отправляются на фронт". Маршевые роты уезжают на фронт прямо из Москвы. 1 декабря 1941 года.

Танки на Тверской.

"Пройдя по некогда пышущим зеленью бульварам, выходим к Никитским воротам и видим подтверждение крепкой обороноспособности Столицы. Прямо перед памятником великому ученому Тимирязеву расположилась зенитная батарея. Вглядитесь в суровые лица воинов, несущих напряженную вахту по защите Москвы от вражеских стервятников. Они готовы сражаться до последнего, но не подпустить супостатов к сердцу Родины. Они уверены в своей победе, и Победа будет за ними!"

Памятник Тимирязеву после взрыва бомбы.

Очередь в филиал Большого театра. Декабрь 1941 г.

Площадь Никитских ворот и Тверской бульвар.

Москвичи запасают дрова на зиму.

"Площадь Пречистенских (в 1941 году - Кропоткинских) ворот. Раздача (и продажа сверх нормы) дров"

Тверской путепровод - ещё и памятник обороне Москвы. Единственный из сохранившихся довоенных мостов на Ленинградском направлении.

На Ленинградском проспекте - баррикады.

Окопы у моста Ленинградского шоссе, окраина Москвы.

Противотанковые заграждения на Калужской заставе.

На Садовом кольце, около Крымского моста, тоже баррикады.

Оригинальное название - "Расчет противотанкового орудия подбирает и проверяет сектор обстрела. Район Фили. Октябрь 1941 г.". Сейчас здесь Рублевское шоссе.

Учения на Чистопрудном бульваре.

фото: ru.wikipedia.org

Этому событию, которое произошло в Киеве 9 августа 1942 года, посвящены книги, фильмы, многочисленные публикации в прессе. Раньше, во времена СССР, все было ясно и понятно: в тот день советские футболисты встретились с командой немецких оккупантов и выиграли. Только вот ценой той победы стала жизнь…

Сегодня происшедшее тогда в столице Украины уже не выглядит столь однозначным. Попробуем разобраться, что же произошло на самом деле.

Лето 1942 года. Немцы уже без малого год господствуют в Киеве. Они уверены, что это – навсегда. Тем более, что события на фронте располагают к оптимизму – германские войска, как и в сорок первом, наступают. Гитлер и его окружение витают в облаках безудержной эйфории: большевистская твердыня вот-вот должна рухнуть.

Оккупационные власти решают, что пора налаживать мирную жизнь. Они открывают в Киеве оперный театр, кинотеатры, устраивают концерты. Дело дошло и до футбола, благо, на хлебозаводе №1 работают – кто грузчиками, кто разнорабочими - известные русские и украинские футболисты, которые осенью 1941 года не смогли выбраться из осажденного города.

Им выделили форму, разрешили тренироваться. Вскоре возникала идея матчей советских и немецких футболистов. Этому содействовал моравский чех Йожеф Кордик, живший в Киеве. Он был причислен к фольксдойче, то есть, к этническим немцам и назначен директором хлебозавода. Кордик, кстати, устроил на свое предприятие несколько футболистов. Они стали получать зарплату и продуктовый паек.

Киевляне играли в красных футболках и белых трусах – цветах сборной СССР. В прежние времена этот факт считался символическим – мол, футболисты проявили патриотизм. Однако причины были вполне прозаическими – такую форму киевлянам выделила оккупационная городская управа, похоже, без всякой задней мысли…

Самой известной командой Киева было «Динамо», участвовавшее в чемпионатах Советского Союза, в том числе и в первенстве 1941 года, прерванного началом Великой Отечественной.

В своем романе «Бабий Яр» Анатолий Кузнецов утверждал, что именно динамовцы составили основу команды хлебозавода. Однако, позже выяснилось, что это было не так – кроме динамовцев были игроки и из других команд.

Помимо динамовцев Николая Трусевича, Алексея Клименко, Ивана Кузьменко и Павла Комарова, против немцев играли бывшие футболисты киевского «Локомотива» Лев Гундарев, Владимир Балакин, Михаил Мельник и представители других клубов. К примеру, экс-динамовец Макар Гончаренко перед войной выступал за одесский «Спартак».

Повесть «Тревожные облака», опубликованную в 1957 году, писатель Александр Борщаговский также посвятил событию в Киеве. Спустя пять лет по сценарию писателя вышел фильм «Третий тайм». И книга, и лента были очень популярны в Советском Союзе.

Борщаговский, как и Кузнецов, считал, что динамовцы были основой команды. Но свой сюжет он, в отличие от Кузнецова (тот писал о серии матчей), построил на одной встрече – «Динамо» с немцами из выдуманной команды «Легион Кондор». Именно ее Борщаговский назвал «матчем смерти». Впрочем, по другим данным, этот «термин» принадлежит другому писателю – Льву Кассилю. Его он использовал в очерке, опубликованном в «Известиях» вскоре после освобождения Киева от немцев.

В повести Борщаговского изменены имена главных героев. Писатель мотивировал это тем, что «мы не знаем многого из важных, существенных подробностей, без которых не создать строго документальную вещь».

Но даже если бы такие документы и оказались под рукой писателя, сюжет мог проломиться, потерять «правильность». В нем, возможно, не оказалось бы четкого деления на «своих» и «чужих», как требовала идеология того времени. Жители оккупированного Киева были вынуждены подчиниться суровым обстоятельствам, жестокому диктату завоевателей. Им пришлось не только принять чуждую им власть, но и работать на немцев, чтобы не умереть с голоду, обеспечить – хотя бы крохами - своих близких.

Короче говоря, Борщаговскому были необходимы персонажи без оттенков - «свои» и «чужие». Вот и пришлось ему вводить в сюжет выдуманные, приглаженные типажи, гримировать действительность. Это не вина писателя - таково было время, такими были его законы.

После войны многих из тех, кто очутился «под немцами», обвинили в пособничестве врагам. Можно вспомнить, что до развала СССР люди, поступающие на работу, заполняли анкету, где был такой вопрос: «Находились ли вы или ваши родственники на временно оккупированной территории?» Если да, то появлялись вопросы…

Кстати говоря, футболисты тоже были на оккупированной территории и выступали в матчах, организованных нацистами. Им тоже могли приписать «пособничество»…

Матчу в оккупированном Киеве была посвящена еще одна книга – «Последний поединок», написанная Петром Северовым и Наумом Халемским. И это произведение не было документальным – в повести изменены фамилии героев. Вероятно, по той же причине, что и у Борщаговского…

Киевляне провели с оккупантами – немецкими и венгерскими командами десять матчей. По другим сведениям их было меньше: восемь. И во всех вышли победителями!

Часть игр прошла на стадионе «Зенит». Во всех встречах уверенно, а часто с громадным перевесом, к великой радости многочисленных зрителей, одерживала победу команда хлебозавода.

Однако так она именовалась лишь во время дебютной игры 7 июня 1942 года с «Рухом» (2:0) – его игроки представляли украинское спортивное общество, созданное при содействии оккупантов. Затем «сборная СССР» выступала под названием «Старт».

Кузнецов в своем романе упоминает матч 12 июля, проведенный на арене, построенной перед самой войной, которой дали имя Никиты Хрущева, бывшего в то время первым секретарем ЦК ВКП(б) УССР. Во время оккупации стадион переименовали в Украинский. В тот день немцы устроили там спортивный праздник с участием гимнастов, боксеров, легкоатлетов. Гвоздем программы был футбол: «Старт» встречался с командой немецких военных железнодорожников. Киевляне одержали внушительную победу со счетом 6:0.

Это была уже пятая игра команды хлебозавода и, соответственно, пятая победа. Кузнецов писал, что «это немцам не понравилось, но никаких эксцессов не произошло».

Спустя неделю, 19 июля, «Старт» провел очередную встречу - с венгерской командой «Wal» и снова без труда победил - 5:1. После этого киевляне выиграли еще два матча.

Игроки «Старта» не имели проблем с соперниками, поскольку были явно сильнее. Но не знали, как отреагируют оккупанты на поражения, тем более, те шли чередой. Однако до поры, до времени немцы были настроены более или менее спокойно, чему во многом способствовали благоприятные военные сводки. Войска вермахта вышли к Волге и начали штурм города, носящего имя Сталина.

Пришло время очередного матча – 9 июля 1942 года, в котором «Старт» встречался с командой «Flakelf», представляющей зенитные части. В той игре киевляне снова победили, хотя и в упорной борьбе со счетом 5:3.
Перед матчем им намекали, что немцы уже проявляют недовольство и лучше, во избежание больших неприятностей, им проиграть. Но игроки «Старта» проявили себя, как настоящие спортсмены.

К тому же они знали, какие огромные моральные силы придает жителям города каждая их победа. На Подоле, Крещатике, Куреневке и в других уголках Киева только и гуторили, как «наши мылят шею фрицам».

Именно встреча «Старта» с «Flakelf» названа «матчем смерти». Но, вопреки легенде, соперники играли не то, что очень корректно, но друг друга не калечили. Немецкий судья по имени Эрвин был объективен и своим соотечественникам не подсуживал. И еще – никто киевлян не заставлял проигрывать, как в повести Борщаговского. И не было эпизода, как в романе Кузнецова: «Судья скомкал время, дал финальный свисток; жандармы, не дожидаясь, пока футболисты пройдут в раздевалку, схватили динамовцев тут же на поле, посадили в закрытую машину и отвезли в Бабий Яр…».

Игроки «Старта» спокойно разошлись по домам, предварительно сфотографировавшись с соперниками. Снимок дошел до наших дней, и поражает своим видом: и киевляне, и немцы улыбаются в объектив.

В тот день горожане, как обычно, горячо поддерживали свою команду. Осмелев, позволяли себе даже оскорбительные выкрики в адрес немцев. Те злобно поглядывали на киевлян, приказывали им замолчать, но никаких действий не предпринимали.

16 августа «Старт» сыграл еще одну, последнюю в своей короткой истории встречу – с «Рухом» и снова победил – 8:0. Но и на этот раз немцы не тронули футболистов.

И лишь 18 августа – через девять дней после «матча смерти» они арестовали Трусевича, Клименко, Комарова, Гончаренко, Кузьменко, Михаила Свиридовского, Михаила Путистина, Владимира Балакина, Федора Тютчева и бросили в Сырецкий лагерь, находившийся по соседству с печально знаменитым Бабьим Яром.

В начале сентябре схватили еще одного футболиста – Николая Коротких.

В заключении они находились почти полгода. За это время ситуация на фронте резко изменилась – войска вермахта несли большие потери, угодили в огромный «котел» под Сталинградом. Оккупанты уже не улыбались, они зверствовали. Немцы и раньше не славились милосердием, а теперь же кровь лилась рекой: одни массовые казни сменяли другие.

24 февраля 1943 года расстреляли трех игроков «Старта» – Трусевича, Клименко, Кузьменко. За что? Может, им припомнили футбол? Или в чем-то заподозрили – в краже ли, в попытке побега? Ответов на эти вопросы нет.

Еще одного футболиста – Коротких оккупанты убили позже. Они узнали, что он когда-то работал в НКВД…

Судьбы остальных игроков «Старта» сложились по-разному. Но все они остались живы. Некоторые из них делились воспоминаниями. Правда, во времена СССР говорили одно, после крушения Союза – другое. Например, Гончаренко утверждал, что немцы вели себя безобразно, устроив настоящую охоту на вратаря Трусевича, однажды ударили его ногой в лицо. Спустя несколько лет ветеран «поправился»: немцы не грубили. И на вратаря никто не нападал.

В 1971 году на киевском стадионе «Динамо», где прошло несколько матчей «сборной СССР» с немцами был установлен памятник – гранитная скала с горельефами четырех игроков. В то время подвиг футболистов был официально утвержден.

Через два десятилетия все изменилось. На Украине и в России стали появляться публикации, в которых матчи с нацистами подавались уже в ином свете. Были и те, кто вообще сомневались: а были ли такие встречи?

Конечно, те игры состоялись. Ведь в украинских музеях хранятся афиши матчей, есть свидетельства очевидцев. Возможно, некоторые из них здравствуют.

И подвиг был!

Футболисты жаждали победить немцев по многим причинам. Во-первых, они, спортсмены, были заряжены на борьбу, хотели доказать свое превосходство. Во-вторых, перед ними был необычный соперник – заносчивый и наглый, чувствовавший себя хозяином на их земле. Это прибавляло киевлянам куража, давало дополнительные силы. И они рвали и метали на поле! Не просто выигрывали у оккупантов – громили их!